Петербургское общество в царствование Николая I постоянно чувствовало на себе гнет «отеческой тирании» своего монарха, стремившегося всё подчинить своему контролю, за всем уследить, все регламентировать. Одного взгляда, одного жеста императора было достаточно, чтобы заставить подданных трепетать. Приглашение царя — это приказ, и званый на бал в Зимний дворец приходил, даже если был прикован к постели болезнью.
Однажды на балу полковника Стрижовского спросили, любит ли он царя.
— Я не знаю, позволено ли мне это, — совершенно искренне ответил честный служака.

***
В 40-х годах XIX века в Париже решили поставить пьесу из жизни Екатерины II, где русская императрица была представлена в несколько легкомысленном свете. Узнав об этом, Николай I через нашего посла выразил свое неудовольствие французскому правительству. На что последовал ответ в том духе, что, дескать, во Франции свобода слова. На это Николай I просил передать, что в таком случае на премьеру он пришлет 300 тысяч зрителей в серых шинелях. Едва царский ответ дошел до столицы Франции, как там без лишних проволочек отменили скандальный спектакль.

***
Канцлер Нессельроде однажды всеподданнейше донес Николаю I на капитана 1-го ранга Невельского, что тот самовольно поднял российский флаг в спорном месте на Дальнем Востоке, чем вызвал гнев Англии и прочие международные осложнения. За это, по мнению министра, ослушника следовало разжаловать в матросы.
Выслушав Нессельроде, царь повелел: Невельского произвести в адмиралы. Что же до его самоуправства, вызвавшего такую изжогу у Англии, то император изрек:
— Там, где однажды поднялся российский флаг, он уже опуститься не может.