Рекомендую автора у которого и утащил этот тест
Иногда солдаты какой-то эпохи и страны обладают особым шармом — когда формируется определённый стереотип типичного их представителя. Например, немецкие ландскнехты — жестокие, за монетку глотку перережут, и при том бесшабашные гуляки, весельчаки-безбожники и умелые воины; ещё бы такие типы не были интересны. Или русская пехота — самая стойкая пехота мира, неприхотливые и надёжные, улыбнётся удача — и Альпы перейдут, и Массену штыками опрокинут, а нет — что ж, уйдут из сожжённого дотла Севастополя, постаравшись победу врага сделать слишком похожей на поражение.
Интересен тип испанской пехоты — последней великой пехоты Средневековья, Новое Время — время других героев.
Испанский "Золотой Век", el siglo de oro... Обычно считают, что он начался в 1492 году с завершением Реконкисты и открытием Нового Света Христофором Колумбом, а окончился в 1648 году с признанием Испанией независимости Нидерландов. Именно Карл V (Карл I для испанцев), сделавший Испанию сверхдержавой, первым сказал фразу "над моей империей никогда не заходит солнце" ("el imperio sobre que nunca se pone el sol").
Но солнце всё же стало клониться к закату. Поток золота из-за океана привёл к тому, что испанцы не развивали свою промышленность, и на этом золоте богатели их враги. В итоге Испания оказалась в окружении и в нищете (инфляция была такой огромной, что десятилетиями во многих областях страны торговля шла только по бартеру), потеряла все отдалённые владения и никогда больше не вернула былое место в мире.
Как там у Перес-Реверте — "Ту гнусную эпоху принято называть Золотым Веком, но мы, жившие в то время и пережившие его, не то что золота, а и серебра видали всего ничего. Зато уж чего-чего, а бесплодного самопожертвования, героических поражений, упадка морали и порчи нравов, плутовства и воровства, нищеты и совершеннейшего бесстыдства нахлебались вдосталь и досыта. Да что говорить – гляньте на картину Веласкеса, перелистайте пьесу Лопе или Кальдерона, прочтите сонет дона Франсиско де Кеведо, и если скажете: «Славное было времечко!» – мне вас от души будет жаль."
Как там у Перес-Реверте — "Ту гнусную эпоху принято называть Золотым Веком, но мы, жившие в то время и пережившие его, не то что золота, а и серебра видали всего ничего. Зато уж чего-чего, а бесплодного самопожертвования, героических поражений, упадка морали и порчи нравов, плутовства и воровства, нищеты и совершеннейшего бесстыдства нахлебались вдосталь и досыта. Да что говорить – гляньте на картину Веласкеса, перелистайте пьесу Лопе или Кальдерона, прочтите сонет дона Франсиско де Кеведо, и если скажете: «Славное было времечко!» – мне вас от души будет жаль."
Процесс падения империи был долгим, постепенным. Все видели, что ничего хорошего впереди не светит, и будет только хуже, что государство прогнило насквозь, и единственное ,что можно делать — это немного задержать его смерть.
И Испании повезло, что в эти тяжёлые годы, когда приходилось вести бесконечные войны, она смогла опереться на свою непобедимую пехоту. Пехоту, которая продолжала служить родине в годы упадка так же верно, как и в годы триумфа.
Значительную часть пехоты составляли безземельные дворяне, у которых из имущества — плащ и шпага, ведь по законам майората всё наследство оставалось старшим сыновьям. Видно, тошно было им жить в своей стране, настолько, что добровольно нанимались в полки, чтобы сражаться на чужбине за любимую, но неблагодарную родину — ведь на войне всё проще, и враг только впереди. И хорошо сражались. Эти солдаты спокойно выносили тяготы походов, голод, неуплату — не сносили только урона своей чести, к которой были крайне щепетильны, как и положено идальго, даже если в кармане ветер свистит. Такое было в новинку для того времени, когда наёмные армии были инструментом своенравным и ненадёжным, влияя на диспозиции генералов больше, чем действия противника — а то был риск остаться без армии, наёмнику-то всё равно, за кого драться. А испанцы стране и королю никогда не изменяли — даже когда без жалованья становилось особенно тяжко и вспыхивал мятеж, из строя уносили королевские знамёна, чтобы подчеркнуть недовольство начальниками, но не королём, а если подходил враг, то все раздоры прекращались, и мятежники дисциплинированно подчинялись командам полководца.
Наверное, испанская пехота симпатична мне именно этим своим холодным спокойствием. Тогдашняя тактика, хоть и изменённая в связи с появлением огнестрельного оружия, всё равно требовала плотных построений, и для победы солдаты должны были во что бы то ни стало держать строй. Идти среди картечи и на аркебузные залпы, подпускать ближе кавалерию, чтобы скосить её на ближней дистанции, иначе налетит, да порубит всех до единого, хотя надо обладать немалой силой духа, чтобы быстро и аккуратно перезаряжать мушкет, когда на тебя несётся лавина атаки. И испанцы строй держать умели. Не бежали. Не раз их терции благодаря сложным манёврам (недоступным другим армиям из-за меньшей дисциплины) и непреклонной стойкости наносили поражение превосходящим силам противника. Более ста лет испанскую пехоту победить на поле боя было невозможно. Не зря англичане так боялись Непобедимой Армады и молились о спасении после того, как её разметал шторм и добили королевские псы-флибустьеры, ведь если бы вторжение удалось и испанцы вступили бы на твёрдую землю — ничто бы их не остановило. Солнце Бреды тогда ещё сияло высоко в небе.
"Армия - это люди, собранные в одном месте с единственной целью: исправлять ошибки дипломатов". Испанские солдаты не похожи на рыцарей. Они — всего лишь усталые конквистадоры, которые утратили веру в чудеса и удачу, но всё равно не покинули бой. Не было у них пафоса и борьбы за идеалы. Они просто выполняли свой долг. Сражались за веру и короля. И ещё — за любимую Испанию, умирающую, склоняясь под ударами извне и внутренними болезнями, а она своих героев при жизни никогда не чествовала. Аристократы и чиновники, обладавшие властью, использовали её только чтобы урвать себе кусок пожирнее, короли после Филиппа II не способны были здраво управлять, и простой народ оказался забыт и покинут. Солдаты были всего лишь пешками, как пешки шли вперёд без размышлений, и погибали безвестными под чужим небом. Великие победы всегда нуждаются в таких людях. Но не надо упрёков в бесполезности, для них эти войны имели смысл. Потому что когда всё вокруг рассыпается в прах, опору можно найти только в своих принципах, в сознании, что как бы ни повернула судьба, долг ты исполнил достойно, и стыдиться за прошлое нечего.
В молчаливом движении их рядов под сине-белыми клетками знамён терций всё же была какая-то мрачная красота. Красота единства. Красота дисциплины. Красота мужества. Эстетика долга, в конце концов. Золотой век империи на самом деле закончился на поле битвы при Рокруа, которая стала словно моделью гибели всей страны. Когда всё уже было потеряно, кавалерия уничтожена, фланги смяты, и чёрт знает куда подевалось командование, центр войска не прекратил сражаться. Испанская пехота осталась одна, но, медленно умирая, продолжала держать ощетинившийся пиками строй. С великолепным хладнокровием, словно на параде, раз за разом солдаты делали залпы и перезаряжали оружие, готовые с места если и сойти, то только в могилу. Три раза французы накатывались на железные ряды терций, и все три раза отходили, устилая поле трупами, не в силах пробиться сквозь плотный огонь и прорвать строй. Только когда стали кончаться пули и порох, а полки совсем поредели, сжимаясь вокруг знамён, испанцы предложили сдаться — но сделали залп по противнику, приняв приближение свиты Конде за новую атаку, и взбешённые французы, не обращая внимания на потери, наконец смогли смять терции и мало кто остался жив после разгрома. Так над империей наконец закатилось солнце, умытое кровью её сыновей и её врагов. На поле под Рокруа погибла не только испанская пехота — здесь погибла сама Испания, её мощь и власть.
В заключение позволю себе опять процитировать Перес-Реверте:
"Вы скажете, господа, – все свои безмерные усилия и отвагу мы, испанцы, должны были бы употребить на создание себе пристойного обиталища, а не растрачивать их в никому не нужных войнах, не проматывать в плутовстве и мздоимстве, не тратить на несбыточные мечты и святую воду. Да, вы скажете так – и будете правы. Но ведь я толкую о том, что было. И потом, не все народы одинаково благоразумны в выборе своей стези и не всем в равной степени присущ цинизм, без которого потом не оправдаешься перед Историей или перед самими собой. Что же касается нас, мы были дети своего века: не от нас зависело родиться и прожить жизнь в этой самой Испании, жалкой и величественной. Так уж карта легла, такой нам жребий выпал. И, хочешь не хочешь, к этой-то вот невезучей моей отчизне – даже не знаю, как и назвать её теперь, – прикипел я всей шкурой, её видят мои усталые глаза, лелеет память."
В заключение позволю себе опять процитировать Перес-Реверте:
"Вы скажете, господа, – все свои безмерные усилия и отвагу мы, испанцы, должны были бы употребить на создание себе пристойного обиталища, а не растрачивать их в никому не нужных войнах, не проматывать в плутовстве и мздоимстве, не тратить на несбыточные мечты и святую воду. Да, вы скажете так – и будете правы. Но ведь я толкую о том, что было. И потом, не все народы одинаково благоразумны в выборе своей стези и не всем в равной степени присущ цинизм, без которого потом не оправдаешься перед Историей или перед самими собой. Что же касается нас, мы были дети своего века: не от нас зависело родиться и прожить жизнь в этой самой Испании, жалкой и величественной. Так уж карта легла, такой нам жребий выпал. И, хочешь не хочешь, к этой-то вот невезучей моей отчизне – даже не знаю, как и назвать её теперь, – прикипел я всей шкурой, её видят мои усталые глаза, лелеет память."
Journal information