Накнулся в ленте на упоминание Честертона. Я его очень с юности любил и люблю.
Многие наверное помнят его замечательное рассуждение в "Вечном человеке" о том, как римляне в Пунической войне спасли человечество от чудовищ карфагенян-ханаанеян, промышлявших человеческими жертвоприношениями.
И вспомнил о том, что хотел уже неделю сделать запись - парадокс состоит в том, что во время войны с Ганнибалом как раз римляне прибегли к человеческим жертвоприношениям и вообще к довольно большому числу самых отвратительных языческих обрядов.
Если бы католик-Честертон читал внимательно Августина, он бы об этом знал.
Написал я это не к тому, чтобы оправдать карфагенян, осудить римлян или, тем паче, ущучить своего любимца ГКЧ. Это я, скорее, к тому, что не стоит слишком серьезно относиться к нашим (то есть аффтаров) безумно красивым и остроумным концепциям - они могут быть не совсем верны исторически.
А отчасти еще и отдавать предубеждениями Запада, который себя и только себя видит нормальной и гуманной цивилизацией, а все вокруг себя - извращениями.
P.S. Кстати, относительно человеческих жертвоприношений была бы красивой немного другая мысль.
Если бы Жертва Христова была бы принесена в "ханаанейском" мире, где жертвоприношение первенцев было в порядке вещей, то, вполне возможно, люди, к которым было обращено слово апостолов, не совсем поняли бы в чем новизна их вести. Ну подумаешь бог, ну подумаешь принес в жертву сына-первенца. Воскрес же? Все живы? Ну и прекрасно, все хорошо, что хорошо кончается.
Только в эллинистически-римском культурном окружении проповедь о Христе Распятом была иудеом убо соблазн, еллином же безумие.
Представителям как того, так и другого культурного типа мысль о жертве Христовой была слишком необычной, абсурдной и чудовищной, производящей по принятии действительный внутренний переворот.
Именно от того, что речь шла о духовном, бесплотном, нравственно вменяемом Божестве.
Journal information