В
переходе возле станции метро сидит женщина неопределенного возраста. Ей
можно дать с ходу и тридцать, и двадцать три, и сорок два. Волосы у
женщины спутаны и грязны, голова опущена в скорби.

Перед женщиной
на заплеванном полу перехода лежит кулек. В кулек сердобольные граждане
бросают деньги. И не бросали бы, да на руках женщина держит весомый
«аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы. На руках у
женщины спит ребенок лет двух. Он в грязной шапочке, бывшей когда-то
белой, в спортивном костюмчике. Переход – место достаточно оживленное. И
течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь в кульке, и
шуршат купюры.

Я
ходил мимо женщины около месяца. Я догадывался, кому уходят деньги,
жертвуемые многочисленными прохожими. Уж сколько говорено, сколько
написано, но народ наш такой – жалостливый. Жалостливый, до слез. Готов
народ наш отдать последнюю рубашку свою, последние копейки из кармана
вытряхнуть. Подал такому «несчастному» – и чувствуешь, что у тебя все
еще не так плохо. Помог, вроде бы как. Хорошее дело сделал…

Я
ходил мимо попрошайки месяц. Не подавал, так как не хотел, чтобы на мои
деньги какой-нибудь негодяй купил себе кирпича одну штуку, да вставил в
стену нового дома-дворца своего. Пускай будет дыра у него в стене, у
негодяя этого. Не будет кирпича от меня. Но, судя по тому, как
попрошайке подавали, хозяин ее имел уже несколько домов-дворцов.

Ну
и попрошайке что-то перепадает, конечно. Бутылка водки на вечер, да
шаурма. Хозяева таких «точек» попрошайничества имеют немало, но
отличаются жадностью. И жестокостью. На том и держится их супердоходный
бизнес. На деньгах да на страхе. Никто из опускающих монетку в кулечек
не знает, что «встать» на место возле Владимирского собора невозможно, а
хождение по вагонам метро с уныло-тягучим «простите, что я до вас
обращаюся» стоит от 20 долларов в день. Или – знает? В таком случае –
знает, но подает?

Никто из добряков, жертвующих «мадонне с
младенцем», не задумывается над еще одним вопросом. Над одним
несоответствием, буквально бросающимся в глаза. Спустя месяц хождения
мимо попрошайки меня вдруг как током ударило, и я, остановившись в
многолюдном переходе, уставился на малыша, одетого в неизменно-грязный
спортивный костюмчик. Я понял, что именно казалось мне «неправильным»,
если можно назвать «правильным» уже само нахождение ребенка в грязном
подземном переходе с утра до вечера. Ребенок спал. Ни всхлипа, ни
вскрика. Спал, уткнувшись личиком в колено той, кто представлялась его
мамой. Попрошайка подняла на меня глаза. Наши взгляды встретились. Бьюсь
об заклад, она поняла то, что понял я…

У кого из вас, уважаемые
читатели, есть дети? Вспомните, как часто они спали в возрасте 1-2-3-х
лет? Час, два, максимум три (не подряд) дневного сна, и снова –
движение. За весь месяц каждодневного моего хождения по переходу я НИ
РАЗУ не видел ребенка бодрствующим! Я смотрел на маленького человечка,
уткнувшегося в колено «мамы», и страшное мое подозрение постепенно
формировалось в твердую уверенность.

– Почему он спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка.

Попрошайка
сделала вид, что не расслышала. Она опустила глаза и закуталась в
воротник потертой куртки. Я повторил вопрос. Женщина вновь подняла
глаза. Она посмотрела куда-то за мою спину. Во взгляде ее явственно
читалось усталое раздражение вперемешку с полнейшей отрешенностью. Я
впервые видел подобный взгляд. Взгляд существа с другой планеты.

- Пошел на… – произнесла она одними губами.

– Почему он спит?! – я почти кричал…

Сзади
кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся. Мужчина с типичным лицом
рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил седые брови:

– Ты чего к ней пристал? Видишь – и так жизнь у нее… Эх… На вот, дочка, – мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки.

Попрошайка
перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскую скорбь. Мужик
убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода. Дома он
расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленную женщину от
негодяя в дорогой дубленке.
Милиционер, подошедший ко мне в переходе
на следующий день, выразился почти так же, как и его «подопечная»
попрошайка. И на свой вопрос я получил исчерпывающее:

– Пошел в…
А ребенок спал…
Я
позвонил знакомому. Это веселый и смешливый человек с
глазами-маслинами. Он с горем пополам окончил три класса, и читает с
трудом. Полное отсутствие образования не мешает ему передвигаться по
улицам города на очень дорогих иномарках и жить в домике с бесчисленным
количеством окон, башенок и балкончиков. Знакомый был весьма удивлен
моей уверенностью в том, что весь без исключения подобный бизнес
контролируют представители его национальности.

Я узнал, что в
Киеве попрошаек «держат» и молдаване, и украинцы. Причем, первые
специализируются, в основном, на «инвалидах войны». Мы часто видим их на
переходах и светофорах, снующими буквально под колесами машин. Мнимые
афганцы «работают» также и в метрополитене.

Всевозможными
«больными», хромыми и «приехавшими делать операцию» заведуют с равным
успехом как украинцы, так и цыгане. Бизнес этот, несмотря на кажущуюся
стихийность, четко организован. Курируется попрошайничество
организованными преступными группировками, и деньги, брошенные
полунищими прохожими в кулечек «обездоленного инвалида», уходят
«наверх». Причем, настолько «наверх», что, узнай об этом сердобольный
прохожий, он потерял бы сознание от удивления. Детей берут в «аренду» у
семей алкоголиков, или попросту воруют.

Но это все, что говорится, цветочки.
Мне
нужно было получить ответ на вопрос – почему спит ребенок? И я его
получил. Причем, мой знакомый цыган произнес фразу, повергнувшую меня в
шок, вполне обыденно, спокойным голосом. Как о погоде сказал:

– Или под героином, или под водкой…

Я остолбенел. «Кто под героином? Кто – под водкой?!»

– Ребенок. Чтобы не кричал, не мешал. Ей с ним целый день сидеть, представляешь, как он надоесть может?
Для
того чтобы ребенок спал весь день, его накачивают водкой. Или –
наркотиками. Разумеется, что детский организм не способен справляться с
таким шоком. И дети часто умирают. Самое страшное – иногда умирают днем,
среди «рабочего дня». И мнимая мать должна досидеть с мертвым ребенком
на руках до вечера. Таковы правила. И идут мимо прохожие, и бросают
мелочь в кулек, и считают, что поступают благородно. Помогают
«матери-одиночке»…
… На следующий день я стоял в переходе возле
станции метро Л. Милиционера, ответившего мне вчера ругательством, не
было видно. Я запасся журналистским удостоверением, и был готов к
серьезному разговору. Но разговора не получилось. А получилось
следующее…

У женщины на руках лежал ДРУГОЙ ребенок. Мои вопросы
попрошайка попросту игнорировала с отрешенным лицом. Меня интересовали
документы на ребенка, и, самое главное – где вчерашний малыш?

Попрошайка вопросы игнорировала, зато их не игнорировали торговки, стоявшие рядом. От женщины, торгующей трусиками, я узнал, что мне следует, мягко  говоря, удалиться из перехода. К возгласам торговки подключились ее
негодующие соседки по ремеслу. Следом за ними – прохожие преклонных лет.
В общем, я был с позором выдворен из перехода.

Оставалось одно –
звонить 02 или искать милицейский патруль. Но милиция нашла меня сама.
Сержант, любитель посылать в…, подошел ко мне и спросил документы. Я
документы предоставил, и высказал свое мнение по поводу нахождения
женщины с ребенком в переходе. Сержант со мною согласился, и… отправился
звонить кому-то. Я стоял перед переходом, с полным ощущением того, что
пытаюсь бороться с ветряными мельницами. Спустя несколько минут в
переходе не было уже ни торговок, ни попрошайки со спящим ребенком…

Когда
вы видите в метро ли, на улице ли женщин с детьми, просящих милостыню,
задумайтесь, прежде чем ваша рука полезет за деньгами. Подумайте о том,
что не будь вашего и сотен тысяч подаяний, и бизнес этот умер бы. Умер
бы бизнес, а не дети, накачанные водкой или наркотиками.

Не смотрите на спящего ребенка с умилением. Смотрите с ужасом. Ибо вы, прочитавшие эту статью, знаете теперь – почему спит ребенок.

P.S.

Если вы перепостите эту статью, ваши друзья тоже ее прочтут. И, когда в
очередной раз откроют кошелек, чтобы кинуть монетку нищему, вспомнят,
что эта благотворительность может стоить очередной детской жизни.